Сериал собственного производства телеканала «Интер» – «Спросите у осени» – второй месяц подряд показывает отличный результат, являясь неизменным лидером слота в категории «Украина 18+». Mediasat поговорил со сценаристами «Спросите у осени» Анной Гаршиной, Еленой Косенко и Ингой Боярской об изменениях на рынке труда, трудностях и радостях профессии, о том, как в сериале появилась крыса и почему кот на съемках обходится дороже, как придумываются имена героев и о многом другом.
В центре сериала – талантливая девушка Мила Подольская, которая является автором искренних и очень талантливых песен. Но сама она и ее родители считают это всего лишь увлечением. Они отправляют героиню учиться в нужный институт, выдают замуж за парня, которого она совершенно не любит. Время идет, и Мила все больше отдаляется от занятий музыкой. Но, когда она пишет, то чувствует себя по-настоящему счастливой. Мировоззрение героини кардинально начинает меняться, когда она знакомится с Оксаной Тимофеевной – известной певицей и актрисой. Общение с ней помогает девушке осознать, что к своей мечте нужно обязательно идти, и тогда все в жизни сложится…
Как возникла идея сериала «Спросите у осени»?
Анна Гаршина: Изначально, в заявке 2009 года, эта история происходила в XIX веке, и была о неравной любви дочери хозяина фабрики и крепостного Андрея. Все представлялось как костюмная, достаточно тяжеловесная история на 8 серий. Сейчас серий – 60, но история стала намного «легче» и по сюжету, и по персонажам. Мне кажется, что от перемены времен она только выиграла и, если бы снималась в костюмном варианте, возможно, была бы менее живой. Кстати, идея перевести эту заявку в современные реалии принадлежит Лене Косенко.
Лена, а как Вы появились в данной истории?
Елена Косенко: Мы с Аней и Ингой давно знакомы и сотрудничаем, работали на разных проектах, в том числе – на «длинных» сериалах. Но «Спросите у осени» – наш первый большой самостоятельный проект.
Анна: Да, до этого мы втроем писали максимум сценарий на восемь серий. И сначала казалось, что 60 – не намного больше. Но поддерживать определенный зрительский интерес к каждому персонажу на протяжении 60-ти серий, как выяснилось, достаточно сложно. Приходилось очень серьезно относиться к каждой сюжетной линии, каждому персонажу. Мы старались, чтобы «проходных» персонажей у нас не было, и нам приходилось тщательно прорабатывать предысторию каждого из них, чтобы не возникало вопросов, почему он такой? Почему он ведет себя именно так. Я уверена, что это как-то помогло актерам, что им было проще разобраться в роли.
Елена: Почему мы решили перевести эту историю в наше время? Я увидела, что там настолько хорошо сконструирован конфликт, и есть такая мощная драматургическая пружина, которую можно развернуть, и которая не зависит ни от времени, ни от места действия. Она или есть, или ее нет. А дальше уже речь идет, по сути, об адаптации. Главное – что есть сама история, и она очень крепкая. Мы, кстати, переживали, ляжет ли эта история на наши реалии, – когда родители заставляют детей выйти замуж – жениться по расчету, не стереотип ли это прошлых времен? Я стала разговаривать с друзьями, знакомыми, и мне рассказали несколько абсолютно современных, реальных историй, как счастливых, так и несчастливых, о людях, которые живут в таком браке уже много лет, у них есть дети и свой дом. И где тоже обе породнившихся семьи представляют достаточно крупный бизнес. То есть, эта схема работает до сих пор.
Инга Боярская: Тем более что все происходит в провинции, где нравы меньше изменились, чем в столице…
А почему именно в провинции? Сейчас это актуальнее? Потому что все стремились показывать, как провинциал приезжает в столицу.
Анна: В 2008 году таких историй была масса, причем от продюсеров шли именно такие заявки: нам нужно история о девушке, которая приехала из провинции. Мне намного интереснее наблюдать за людьми в своей среде обитания, чем за тем, который откуда-то куда-то переехал. Я думаю, что я не смогла бы раскрутить такого персонажа на 60 серий.
Елена: С героем такого типа все понятно, и это скучно, потому что таких историй масса, они снимались последние 8-9 лет. Если это девушка, то ее ждет удачный выход замуж. Это, так или иначе, вариация на тему Золушки.
Каких персонажей и историй сегодня не хватает на ТВ?
Анна: Не хватает истории мужчины, занимающегося интересной, возможно – непривычной профессией. Я бы хотела в дальнейшем создать какое-то произведение, в котором главный герой – мужчина. Я понимаю, что с точки зрения рейтингов такая история менее выигрышна, потому что главный зритель – женщины, но, с другой точки зрения, не хватает интересных мужчин.
Что для вас «интересная профессия»?
Анна: Кондитер, модельер, что-то немужское в привычном смысле слова.
Елена: Мы, кстати, говорили о том, что это может быть и ветеринар. Вспомните, кем был рязановский персонаж Деточкин из «Берегись автомобиля» – страховым агентом. Мне, как представительнице женской аудитории и, хоть и профдеформированному, но зрителю, интересно, что снимают другие. И, если это хорошее кино, то я еще и с удовольствием его смотрю. Но правда – мне не хватает на ТВ мужчины – героя, которым хотелось бы увлечься.
Анна: Причем не героя в привычном понимании – хорошо зарабатывает и т.д. Не хватает изюминки. Я приведу в пример мультфильм «Аладдин». Там ведь герой – обычный воришка. Чтобы зритель увидел в нем положительного персонажа, сценарист делает одну – единственную сцену, в которой герой крадет хлеб и отдает его ребенку. И все. После этого персонаж становится хорошим, не смотря на то, что он вор. Намного интереснее, если в персонаже есть как слабые, так и сильные стороны, это создает много конфликтов. Поэтому мой любимый персонаж в сериале – Игорь. Он интересен тем, что он – «плохой парень». Но при этом совершает очень достойные поступки, на фоне того же Ильи, например.
Инга: Мой любимый персонаж – Танька. Мне нравятся люди, похожие на людей. Не тогда, когда герой – добропорядочный со всех сторон гражданин, а когда это буквально твоя подружка Маша, которая в чем-то хороша, а в чем-то – не очень. И тогда у зрителей возникает мысль: о, я знаю эту девчонку! Она, возможно, не очень хорошо себя ведет, но при этом является примером для женщин в том, что надо бороться, нельзя опускать руки.
Елена: Мой – Валентина, Валька. Мы все непочтительны к нашим персонажам (смеется). Валька – фантастическая дура! Иногда пишешь серию и думаешь: «Боже, ну какую ты глупость делаешь!» Признаюсь, у меня была ситуация, когда я сама хохотала над только что написанной сценой, потому что Валька там – образцово-показательная дура, и от этого возникал комизм – от столкновения ее глупости с надменностью Елены или раздражительностью Артема. Я вообще люблю даже в некомические персонажи добавлять нотку комизма, давать им такие ситуации, которые их вынуждают как-то жить по-другому в этой истории.
Мне очень нравился Артем. Это сложный персонаж с мощнейшей предысторией, глубочайшей детской травмой, которая его преследует на протяжении всей жизни. У него гибнут родители, и это травмирующее детское воспоминание преследует его всю жизнь. Мы сделали так, что зритель об этой его предыстории узнает достаточно поздно.
А потом – эффект Аладдина?
Елена: Да. А потом оказывается, что это – человек с глубокой душевной травмой. Он не то, что не плохой, а таки просто хороший! Мои коллеги любят называть таких персонажей перевертышами.
У ваших героев есть реальные прототипы?
Инга: Поскольку история изначально охватывала период конца XIX века, то реальных прототипов не было.
Анна: Были скорее собирательные образы. Человек, похожий на этого или того знакомого.
Елена: Конечно, когда собирается сценарная группа, и мы выстраиваем характер персонажа, линию его поведения, мотивацию, всегда ищем среди друзей и знакомых людей, которых можно привести в качестве примера. А помнишь ту историю? Или – а помнишь того человека?
Часто сериалы «грешат» мелкими и не очень неточностями в узкоспециализированных вопросах. Например, хирург, который неправильно держит инструменты или милиционер, который нарушает процедуру задержания. Вы советуетесь со специалистами, как корректно описать ситуацию?
Елена: Да, мы очень много консультировались с людьми, которые разбираются в узкоспециализированных вопросах. Вы знаете, наверное, что любая такая 60-серийная история – это сказка. Но и сказка должны быть правдоподобной. Мы должны иметь максимальное представление о том, что пишем, знать процедуру милицейского задержания, медицинского освидетельствования и так далее.
Например, как мы убивали одного персонажа. Это – страшная история. Убивали и плакали. Нужно было сделать так, чтобы он, попав в автомобильную аварию, погиб. А девушка, которая сидела с ним в машине в этот момент, выжила. Мы консультировались с очень опытным водителем, который рисовал нам схему ДТП, рассказывал, какой должна быть машина героя, какой должна быть машина нападающего по габаритам, как она должна двигаться, куда должен прийтись удар, чтобы водитель погиб, а пассажир выжил, но остался калекой. Какая должна быть скорость, освещение в этот момент. Мы прорабатывали эти сцены очень подробно для того, чтобы это выглядело правдоподобно даже для людей, которые сами водят и разбираются в этом деле. И так мы консультировались по каждому вопросу. У нас были юридические консультации, в которых помогали мои родители, они – юристы. По поводу всех коллизий с арестами, задержаниями, судебными процессами мы советовались с врачами, которые объясняли нам, при каких условиях человека, признанного невменяемым, могут выпустить из-под стражи.
На самом деле это – нормальная работа сценариста. Во-первых, мы должны сами разбираться в массе вопросов, во многих – хотя бы просто ориентироваться. Во-вторых, мы обязательно должны знать, у кого спросить, если у нас самих нет ответа. Иногда мы просили друзей найти какого-то специалиста, который бы ориентировался хорошо в конкретной теме.
Если бы речь шла о XIX веке, наверное, было бы сложнее найти подобных специалистов – консультантов?
Елена: Возможно, в чем-то легче. Мало кто детально знает, как оно там было, в XIX веке. А здесь все и всё видят, все и всё знают. И наврать даже в мелочи непростительно, потому что из-за таких маленьких неправд у зрителя создается впечатление, что все, что ему показывают – одна большая неправда. И теряется доверие. А доверие на такой дистанции очень важно.
Анна: Я хотела рассказать об опыте нашего главного персонажа, Милочки, и ее трансформации на протяжении всего проекта. В момент, когда мы создавали заявку, она была девушкой XIX века, и характер персонажа был достаточно примитивен. Милочка была просто дочкой богатого папы и больше ничего собой не представляла, у нее не было любимого дела. Счастливой удачей для нее стало то, что Лена Косенко предложила нам послушать песни Ирины Ткаленко. Это вывело персонаж на новый уровень – у нее появилось любимое дело – музыка. Я думаю, что современному зрителю, современной женщине не интересно смотреть историю, где женщина только плачет по любимому человеку. Она должна что-то представлять собой как личность, ее переживания должны касаться не только мужчины, но и себя, своей социализации… Вот что для меня как для женщины было важно в роли Милочки? Синтез материнства и творчества. Было очень важно, сможет ли этот персонаж преодолеть желание сделать однозначный выбор – всю себя отдать или ребенку, или профессии. Сможет ли она это совместить через какое-то время и количество испытаний? Сможет ли понять, что мать – это не все, чем должна заниматься современная женщина.
Елена: В наших современных сериалах не так много героинь, которые реализуют себя в обеих ипостасях – и как мамы, и как творческой единицы. В принципе я даже припомнить не могу и так сразу назвать главный женский персонаж сериала, который делает выбор такого рода.
Как вообще организовывается работа сценарной группы сериала?
Анна: Сначала мы прописываем всех персонажей в так называемой «библии» сериала.
Елена: «Библия» – это – документ, описывающий проект. Он содержит ответ на любой вопрос, который может возникнуть в связи с сериалом. От имени, отчества, фамилии, возраста, образования, родственных связей каждого персонажа и его характера, до подробнейшим образом расписанных линий отношений между героями. Без «библии» приступать к работе над сценарием и, тем более, – съемочному периоду, нет смысла. Отсутствие «библии» означает неготовность к производству.
Анна: Например, для «библии» мы делаем очень подробное описание персонажа, включая все, что с ним происходило до того, как началась история в проекте. Где он родился, вырос, все подробности его биографии. И любой член съемочной группы может открыть «библию» и получить всю необходимую информацию.
«Библию» утверждает телеканал. И таким образом мы видим, что телеканал понимает, о чем будет сериал, и он с этим согласен. То есть, у нас зафиксирована определенная договоренность с заказчиком. В сериале «Спросите у осени» мы должны были учитывать некоторые производственные моменты. Например, то, что большинство съемочных дней придется на зиму и осень. Мы не могли писать сцены, в которых длинные по времени события происходят летом, например.
Инга: В итоге на момент написания сценария авторская группа знает о своем персонаже процентов 80, а 20% оставляем на какие-то придумки на ходу.
А где вы учились писать?
Елена: Аня и Инга закончили ВГИК. Я получала образование в киевском театральном институте.
Анна: Образование – это хорошо. Но сценарист вынужден постоянно обучаться и развиваться. Никогда нельзя говорить: я знаю все, я все умею, я все сейчас вам напишу. Нужно всегда смотреть, что делают люди вокруг, как они пишут, всегда найдется кто-то, кто работает эффективнее. Мне, например, очень интересно посещать мастер – классы сценаристов, которые к нам приезжают.
Вот и хочется сказать: бедные вы, бедные. Вы же просто так даже фильм посмотреть не можете, наверное…
Елена, Анна: Ну, почему? Можем.
Инга: Надо сказать, что мои друзья терпеть не могут со мной смотреть фильмы, потому что я говорю: «А, ну понятно, сейчас будет вот это!». Кстати, сериалы сейчас набирают обороты, они становятся выше качеством. Их интереснее смотреть даже, чем кино.
Как они изменились с точки зрения сценариста?
Анна: По качеству они становятся ближе к кино. И невозможно уже «вырулить» на сюжете «Рабыни Изауры», на сюжете приезда провинциалки в столицу. Нужно предоставлять что-то новое. Мне как сценаристу это очень приятно.
А как долго вы работали над сериалом?
Елена: Интенсивно работать начали в мае, а закончили в ноябре. Это – полгода жизни.
Инга: Некоторые идеи прямо на лету появлялись. Но приходилось что-то доделывать и уже во время съемочного процесса.
Например?
Елена: Мы сожгли дом Валерию Рассказову. Но потом, по многочисленным просьбам производства, вернули это место действия, потому что уже была построена дорогостоящая декорация, и отказываться от нее производство не хотело. Пришлось чудесным образом возродить дом Рассказова.
Инга: Почти то же самое произошло с Оксаной Тимофеевной, которую мы «воскресили». Но это уже была наша идея. Мы просто решили, что персонаж получается настолько яркий, настолько цепляющий, да еще и в исполнении Анды Николаевны Роговцевой, что он однозначно будет держать аудиторию. Это, кстати, тоже один из наших любимых персонажей – эта старая хулиганка. Мне доставляло такое удовольствие писать сцены с Оксаной Тимофеевной! Я представляла Роговцеву и наслаждалась. Поэтому мы собрались со сценарной группой, подумали и поняли, что такой персонаж из нашей истории исчезать не должен.
А как придумываются имена и фамилии главных героев? Почему Милочка Подольская? Почему Оксана Тимофеевна?
Анна: Милочка – это единственный «привет» из 19 века – тогда действительно называли Людмил уменьшительно-ласкательно, Милочками. Мы старались все-таки в диалогах использовать это имя только по необходимости: если персонаж по каким-то причинам хочет выделить или эмоционально окрасить обращение к ней.
Инга: Подольские и Рассказовы – сразу открою тайну – это мои одноклассники разных лет учебы. Илья это… как-то так получилось, что все мои знакомые Ильи – слабохарактерные, мягкие. Подвержены каким-то порочным штукам. Очень милые ребята, добрые, но… И так получилось в сценарии. Он неплохой-то парень. Но уязвим перед соблазном, легкими удовольствиями. Это – собирательный образ, наверное, нескольких Илюш, которых я знаю.
Анна: Оксана Тимофевна. Здесь тоже важный момент, почему – Оксана. Меня, например, очень коробил тот факт, что украинские национальные имена в русскоязычных сериалах почему-то используются для обозначения деревенских жителей.
Елена: Давайте называть вещи своими именами. Была практика в российской сериальной индустрии именем Оксана называть каких-то провинциальных проституток. Вы можете включать это в интервью или нет, но это – факт. Как только негодяй какой-то первостепенный – обязательно Петренко. Как только какая-то проститутка в российском «мыле» – обязательно Оксана. И это – практика последнего десятилетия. Бесит невероятно! В данном случае, как я понимаю, коллеги реабилитировали имя Оксана. И для нас это было важно.
Анна: Для меня Оксана – это гоголевский персонаж, причем достаточно возвышенный. Это – красивая девушка, статная, за которой бегает Вакула, то есть, мне хотелось реабилитировать данное имя, вернуть ему былое звучание.
Были ситуации, когда по ходу приходилось менять имя героя?
Анна: Имя крысы мы обсуждали дольше всего. У следователя Коваленко есть крыса. Она была и Чикатило, и Феликс…
Инга: Сначала это был кот Чикатило, который потом стал крысой Ватсоном.
Елена: Мы решили, что для производства кот – это слишком, пускай будет крыса. А потом уже меняли имена для крысы.
Вы сказали, что кот сложнее в производстве. В каком смысле?
Елена: Кот может встать и уйти. А крысе это будет сделать сложнее, во-первых. А во-вторых, Коваленко у нас все время держит это существо при себе – в кармане, за пазухой и т.д. При этом у нас Коваленко ездит на скутере. С котом все это проделывать было бы сложно.
Инга: Мы подумали, что, если бы крысу звали Феликс или Чикатило, то это бы сделало ее отдельным персонажем. А то, что ее зовут Ватсон, помогает образовать некую пару. Коваленко у нас такой Шерлок. Он тоже асоциальный чуть-чуть, его интересует не помощь людям, а сам процесс – как он дело раскрыл, нашел, поймал. Он – человек эмоционально холодный. И то, что крысу назвали Ватсон, как раз подчеркнуло данное сходство. Имя сыграло на персонаж.
Анна: Мы хотели создать живого персонажа, не со знаком плюс и не со знаком минус. Персонаж, за которым было бы интересно наблюдать. Немножко хитроватый, немножко холодный.
Инга: Нельзя сказать, что он плохой. Он не плохой, просто внутренние резервы своей души «перевел» в другую валюту. Я считаю, что он тоже имеет право на существование.
У вас столько персонажей, на которых потрачено полгода жизни. Как вы восстанавливаетесь после такой работы и откуда берете новые идеи? И сколько проектов в год может вести сценарист?
Анна: Это индивидуально. Безусловно, нужно какое-то время на передышку, какое-то время на размышления и наблюдения. Профессия сценариста – это во многом, ведь, наблюдение за окружающими.
Инга: Часто бывает так, что работа сдана, месяц прошел, а ты все еще ею живешь. Думаешь: вот там нужно было сделать иначе, и здесь… Важно в этом состоянии надолго не застревать, потому что в итоге можно получить эффект послеродовой депрессии. Вот ты сделал что-то большое и дальше что?
Елена: Мы начали скучать по работе буквально сразу. Думаю, мы, как творческая единица о трех головах, уже готовы приступать к новому проекту, чувствуем себя сейчас вполне восстановившимися.